История одного рождения
Михаил Трунов
Часть I
МЯГКАЯ ВОДА И ТВЕРДЫЕ ЛБЫ
Три года тому назад моя жена побывала на одной из лекций И.Б.Чарковского. Сам я тогда не пошёл на эту лекцию, т.к. её тема, связанная с ранним плаванием детей, не привлекла моего внимания. Это совсем не входило в мои интересы, потому что «плавать раньше, чем ходить» у нас было некому и в ближайшее время не планировалось.
На Свету лекция произвела большое впечатление. Вообще содержание лекции было гораздо шире, чем обучение раннему плаванию. В ней также рассказывалось о родах в воде и показывались фильмы, в которых были сняты такие роды. Мне понравились идеи И.Б.Чарковского относительно водных родов и последующих занятий с малышами. Меня заинтересовало тогда больше всего присутствие и участие при родах мужа. Но в основном в то время я воспринял лишь одни физиологические моменты.
Света тогда заявила, что когда у нас появится эта проблема, она родит только в воду. Меня тогда это не особо волновало, но я был за эту идею. Однако всё это казалось перспективой весьма отдалённой.
Через два с небольшим года мы оказались в положении беременной пары. Поначалу у меня было угнетённое состояние, т.к. я ошибочно полагал, что теперь я чего-то не успею или не смогу сделать, рушатся какие-то личные планы и т.п. Тогда я ещё не понимал, какое это счастье… Но это длилось совсем не долго. Мои желания - это одно, но существует ещё некоторая жизненная предопределённость. И если это произошло, понял я, то это нужно также и для меня, для моей дальнейшей жизни. Вскоре я ощутил это с полнотой. Жизнь стала действительно богаче, в ней появилось много нового и интересного. Перспектива рождения нашего ребёнка, ожидание этого момента - это было как раз то, чего мне не хватало, но до того я этого не понимал.
Вместе с этим ярче стали восприниматься идеи водных родов и плавания «с пелёнок». А именно стали осознаваться духовные стороны этого. Как выразился И.Б.Чарковский в одной из своих лекций, которую я прослушал позже с магнитофонной записи, основная его цель - это содействовать тому, «чтобы люди не были такими твердолобыми». Водные роды и раннее плавание, направленные на реализацию многих способностей, заложенных в ребёнке - это одни из средств в осуществлении этого. Рожать мы решили только в воду.
Узнав телефон И.Б.Чарковского, мы позвонили ему. Предварительно нас направили к супружеской чете Алёше и Тане Саргунас, которые второго своего ребёнка родили дома в воду и которые серьёзно интересуются проблемами, с которыми работает И.Б.Чарковский и помогают ему. Поддержание дружеских отношений с ними в течение беременности постоянно «подзаряжало» нас.
После нашей встречи с И.Б.Чарковским пришло ещё большее осознание того, что в этом деле присутствует огромный духовный аспект. Установление контакта с ребёнком ещё до его рождения, определённое самовоспитание родителей (также ещё до рождения ребёнка), сознательная, планомерная подготовка к родам, организация самого процесса родов и взаимоотношения родителей и ребёнка после родов и в последующем - это вовсе не частные проблемы (легко родить, иметь здорового ребёнка, чтобы было меньше хлопот и т.п.), а проблемы государственного и общечеловеческого масштаба, т.к. всё это предполагает поднятие сознания на более высокий уровень. То, как ведётся подготовка родителей во время беременности, как происходят роды, как организуется общение родителей с ребёнком - всё это хотя и не самые главные, но весьма показательные критерии уровня общественного сознания.
Во многих вопросах помогло чтение литературы, как нашей, так и зарубежной. Из книжки Лайтхауза были уяснены многие физиологические достоинства родов в воду. Простой учебник акушерства и предложения по улучшению системы родовспоможения, которые делались в своё время А.Овчинниковым (ранее работавшим вместе с И.Б.Чарковским) в Минздраве СССР, помогли хорошо разобраться в отношении взглядов врачей-профессионалов на процесс родов и всё, что ему сопутствует. Поразила догматичность нашей медицины и механистический подход к рожающей женщине, неспособность преодолеть какие-то психологические барьеры, принять нечто новое, заскорузлость, рутинность. Поражает непонимание (или просто нежелание понять, леность мысли, консерватизм) даже некоторых элементарных физиологических сторон родов, о которых писали Б. и Л. Никитины в своём обращении к медицинскому персоналу родильных домов, раннее обрезание пуповины, тугое пеленание детей и т.д.). Кроме того, из рассказов женщин, рожавших в роддомах, вытекало, что порой там роженице приходится сталкиваться просто со свинским отношением. Полное безразличие медперсонала, оставление женщины совершенно одной во время сильных схваток, часто грубое обращение и т.д. - всё это говорит о том, что родовспоможение превратилось в поточное производство, а женщина - в агрегат из физиологических тканей, внутри которого производится подобный ему механизм, называемый ребёнком.
Книжки Мишеля Одена («Возрождение родов») и Айны Мэй («Духовное акушерство») позволили увидеть в родах интимный духовный процесс, в котором женщина играет активную роль, а не пассивную, как при нашей общепринятой системе родовспоможения. Рождение ребёнка - это семейное таинство. Поэтому муж должен также активно принимать участие в процессе родов, если он достаточно сильно любит свою жену и ребёнок является для него желанным (даже если это и не так, то всё это ко многим мужчинам приходит, когда они участвуют в родах). У нас большая беда в том, что мужчины не видят, как рожают их жёны. Увидеть это - целый переворот, революция в сознании. Любовь к своей жене возрастает во много раз. Контакт с ребёнком в первые минуты его жизни вне чрева матери также пробуждает в мужчине очень много дополнительных эмоций и чувств. Это действительно сильнейшее потрясение, которое остаётся на всю жизнь и которое даёт много сил и энергии. Не видеть свою жену и ребёнка около недели, в лучшем случае общаясь через окно, надрывая глотку под стенами родильного дома - это по крайней мере жестоко. Тем более, что всё это можно организовать, если чуточку пошевелить мозгами. Медики просто бредят стерильностью и антисептикой. Но о какой стерильности может идти речь, если детские пелёнки стираются вместе с пелёнками, которые используют для себя матери, если частенько по стенам палат ползают тараканы?
Нельзя отрицать, что медицина делает очень многое и имеет солидные успехи по части родовспоможения. Но в основном это относится к области патологии. По инерции же каждый родовой процесс считается потенциально патологическим. Поэтому частенько с совершенно здоровой женщиной и ребёнком проделывают то же самое, что и при ярко выраженной патологии. На всякий случай. А как бы чего не вышло. Действительно, иногда нужно разлучить ребёнка с матерью в их же интересах, иногда нужно женщину или ребёнка госпитализировать. Бывает так, что нежелательно женщине самой активно вести свои роды из-за состояния её здоровья. Да, всё это бывает, может быть и не очень редко. Но непонятно, почему это стало общей нормой?
Участие мужа при родах (конечно же по обоюдному согласию пары) - такая же естественная вещь, как и участие его при процессе зачатия. Тем более, что он может оказать огромную помощь и поддержку своей жене даже просто одним своим присутствием и сопереживанием. Теперь нам кажется, что без этого роды выглядят также неестественно, как и искусственное оплодотворение. Действительно, если уж на то пошло, почему бы нашему акушерству не пойти ещё «дальше»? Вот, например, представим себе родильный дом будущего. После того, как муж и жена захотели иметь ребёнка, женщину госпитализируют. Собрав анализы, ей вводят препараты, стимулирующие активность матки и яичников. Когда с помощью совершенной техники достоверно определено, что яйцеклетка созрела и готова к оплодотворению, мужчина приносит свою сперму. Эту сперму специальным образом стерилизуют, добавляют к ней некое вещество, активизирующее сперматозоиды, а затем в стерильной обстановке вводят женщине (ибо половой сношение в домашних условиях не гарантирует женщину от занесения инфекции), предварительно введя ей препарат, разрыхляющий слизистую матки и подготавливающий её для имплантации оплодотворённой яйцеклетки. Дабы не произошла внематочная беременность, периодически специальным вакуумным оборудованием в матке создаётся разряжение, заставляя оплодотворённую яйцеклетку пройти через яйцевод в матку. Определив, что оплодотворение и имплантация произошли, женщине прописывают препараты с гормонами беременности, дабы исключить недостаток их при естественной выработке их железами, витамины и минеральные вещества в таблетках, и выписывают. В процессе беременности в обязательном порядке берутся анализы околоплодной жидкости, крови ребёнка, образец мекония, на основании чего ребёнку ещё до рождения прописывают те или иные инъекции, которые будут сделаны ему сразу же после рождения, обеспечивая ему безопасность от вирусов и микробов тех видов, на предрасположенность к которым показали анализы. Чтобы во время родов ребёнок не подхватил инфекцию, в околоплодную жидкость вводят вещества, обладающие антимикробным и антигрибковым действием. Естественным продолжением этого служат роды по общепринятому сейчас стандартному образцу (точнее было бы сказать технологическому процессу).
Вообще, некоторые факты просто поражают. Определённый прогресс представляет организация в некоторых роддомах отделений матери и ребёнка, где мать сразу после рождения находится в одной палате с ребёнком и сама ухаживает за ним. Да, это прогресс, преодолевающий варварскую позицию обязательного разделения матери и ребёнка. Но, следуя терминологии Ф.Энгельса, это ещё только переход от «варварства» к «дикости», до «цивилизации» ещё далеко. Поражает, что эти отделения называли экспериментальными. Не напоминает ли этот эксперимент, например следующий: «Выведется ли из яйца цыплёнок, если яйцо поместить не в инкубатор, а под курицу?» Вряд ли у птицеводов возник бы такой вопрос. У акушеров же вопросы, подобные этому, почему то возникают. Тогда ведь просто поразительно, как смогло выжить человечество до появления специализированных родильных домов. А уж тем более непонятна выживаемость животных, которые лишены и сейчас этих «благ», предоставляемых современным акушерством.
Обдумывание всех этих фактов и осознание, что причиной такого положения вещей является всё та же «твердолобость», серьёзно изменили наши взгляды на процесс рождения ребёнка. Если бы нас в начале беременности спросили, почему мы решили рожать таким образом, в ответ мы могли привести лишь кое-какие физиологические соображения в пользу матери и ребёнка (хотя имеющие и духовную сторону), то уже через 4-5 месяцев мы могли уже чётко обосновать свой выбор:
1. Учитывая вышеприведённые факты и глубокое чувство ответственности за нашего ребёнка - всё это исключало у нас даже малейшую мысль рожать в роддоме. Нам хотелось, чтобы рождение нашего ребёнка стало действительно нашим семейным таинством, без ненужного медицинского вмешательства. Нам хотелось сделать наши роды интимным духовным процессом, а не механическим актом.
2. Хотелось, чтобы роды прошли в воду. Доводы И.Б.Чарковского в пользу таких родов мы полностью разделяли.
3. Мы воспринимали наши роды трояко (помимо, конечно, самого факта рождения нашего ребёнка): как наш небольшой вклад в формирование нового отношения к процессу родов, матери и ребёнку; как наш вклад в дело распространения и борьбу за официальное признание водных родов; как протест против существующей системы родовспоможения.
Как справедливо отметил Мишель Оден, «…акушерство переживает кризис. Но является ли этот кризис чисто естественнонаучным, когда возникает сразу много вопросов и не хватает данных для того, чтобы на них ответить, когда не удовлетворяют старые представления о мире? Нет, вперед шагает и физиология, и анатомия и другие медицинские дисциплины, а также медицинская техника. Кризис в акушерстве (и в медицине вообще) – это следствие более общего кризиса, охватывающего сейчас практически все страны с высоким уровнем развития производства, что, к сожалению, часто плохо осознается. Это кризис общечеловеческий, моральный. Он требует пересмотра всей общественной психологии, всей системы человеческих отношений, формирования нового типа личности, поднятия человеческого сознания на более высокую ступень…» (В капиталистических странах для этого нужно коренное преобразование общества. У нас же все предпосылки для формирования нового человека имеются, и такая задача была поставлена, а сейчас её разрешение – главный фактор развития нашего общества).
Тот же акушер не ощущает этот кризис, выполняя свою работу. Он ощущает его в другом – когда его обвесят или обсчитают в магазине, когда его обругают в общественном транспорте, когда у недавно купленных ботинок отечественного производства через несколько дней отваливаются подметки, когда вместо него, как законного очередника на жилплощадь, квартиру получает кто-то «свой», когда у слесаря-сантехника не находится нужных деталей, пока он не получит «трояк», и т.д. и т.п. В медицине – то же, что и везде, т.к. в ней работают такие же люди. И положение в родовспоможении отражает человеческие отношения в других областях жизни.
Есть, конечно, у медицины и своя специфика. Ей нельзя полностью вменять в вину ее недостатки. Отчасти виноваты и сами люди, сбросив с себя ответственность за свое здоровье на медицину. В результате теперь каждый здоровый человек рассматривается как потенциально больной. Массовые прививки, диспансеризация и регулярные медосмотры стали нормой нашей жизни. Человек становится беспомощным и жалким существом, если рядом нет больницы. В результате медицина стала неотъемлемой спутницей нашей жизни, сведя практически на нет природные возможности человеческого организма противостоять болезням и взяв на себя не только то, что, казалось бы, должно ей принадлежать – помощь человеку в критической для его организма ситуации, но и то, что автоматически регулируется и поддерживается естественными законами природы. В акушерстве, например, - это:
- «забота» о младенце в первые дни его жизни в отрыве от матери (вещь совершенно непонятная, если поглядеть на нее с точки зрения естественных биологических законов),
- пассивная роль женщины при родах,
- часто ненужное стимулирование схваток,
- прокалывание околоплодного пузыря и т.д.
Выход из сложившегося кризиса требует глубокого пересмотра нашего образа жизни. Не стал ли он слишком искусственен (как отрицательное последствие научно-технического прогресса)? Не слишком ли много естественных, природой предусмотренных процессов в жизни человека мы заменили искусственными (как в акушерстве)? Когда женщина не рожает в роддоме, а рожает дома – это дикость с точки зрения большинства врачей. Для них это возможно лишь как непредвиденное обстоятельство. (Иногда, правда, они могут понять сектантов, когда те рожают дома. Соответственно, и обычных людей они с облегчением приписывают приверженцам религиозной секты.) Мыться нужно в бане, ботинки чинить в обувной мастерской, а рожать – в роддоме. Другое даже и в мыслях не может возникнуть у представителей нашей медицины. Показатель этого – возникающие сложности с регистрацией ребенка в районном ЗАГСе, если он родился не «нормально» как все в роддоме, а у себя дома и без присутствия медперсонала.
Да, акушерство переживает кризис. Кризис же всегда заканчивается переворотом. Но как справедливо указывает М. Оден, этот переворот не будет осуществляться самой медициной. Это - дело самих женщин. Хочется добавить, что и мужчин – тоже, если им не все равно, как рожают их жены и как рождаются их дети. «Твердолобость» нельзя прошибить доводами и убеждениями. Единственный способ преодолеть «твердолобость» - это поставить ее перед фактом. За последнее время число домашних родов возросло. Все большее предпочтение в них отдается родам в воду. Все это – протест существующей системе родовспоможения. И такие протесты со временем будут все сильней и сильней, пока твердолобость не будет, наконец, поколеблена и не уступит место здравой мысли.
И мы считали своим долгом внести свой вклад в это нужное для людей дело.
Таким образом, наш первый ребенок – Аркаша, был рожден в теплой домашней обстановке в большом аквариуме из органического стекла. Это было, пожалуй, самым ярким и впечатляющим событием нашей жизни. Я увидел, насколько сильные эмоции сопутствуют процессу родов, когда женщина работает, трудится, и трудится очень напряженно, самозабвенно. Глядя на это, невольно приходит чувство глубокого уважения и восхищения всеми женщинами, как родившими и воспитывающими своих детей, так и готовящимися стать матерями. Порой становилось даже завидно, что на долю мужчин не выпадает таких переживаний. В то же время я увидел, насколько важно для женщины в эти моменты, когда сознание ее находится как бы в иной плоскости, чем обычно, видеть привычную домашнюю обстановку, знакомые лица сопереживающих друзей или родных, чувствовать поддержку близкого человека, вместо того, чтобы созерцать белый кафель родильной комнаты, напичканной медицинским оборудованием, людей в резиновых перчатках, белых халатах и колпаках, в марлевых повязках на лицо, так что остаются одни глаза. Людей, равнодушно и механически выполняющих свою будничную работу. Слышать грубые команды вместо дружеского подбадривания.
Игнорирование эмоциональной стороны родов в роддомах – одна из причин послеродовой депрессии у женщин, а это ведь так или иначе тонко сказывается на ее психике, на её дальнейшем отношении к своему ребенку и к людям вообще.
Эмоциональная сторона важна не только для матери, но и для ребенка. Величайшее невежество считать, что ребенок «глупый и ничего не понимает». Конечно, он не способен воспринимать вещи так, как воспринимаем их мы, у него не развит интеллект, гамма эмоций у него не такая богатая, как у взрослого человека. Но это вовсе не означает, что ребенок полностью безразличен к своему окружению и к обращению с ним в первые дни жизни, что это никак нее оказывает влияния на его психику, не оставляет следа в формировании его сознания. Как бы возмущался акушер или педиатр из роддома, если бы их без необходимости разлучили с родными и близкими на несколько дней, разрешая им видеться 6 раз в день по строго установленному графику для «кормления»). Это возмущение еще больше усилилось бы, если бы руки этого врача крепко припеленать к телу, другой простыней обмотать ноги, положить на спину, чтобы белый потолок был практически единственным впечатлением этих нескольких дней (за исключением промежутков «кормления»). Спрашивается, чем же ребенок заслужил такое обращение? Нарушается его естественное право быть с матерью (а также право матери быть с ребенком), право получить в первый день жизни ценнейший продукт материнского организма – молозиво, и даже право свободно подвигать ручкой. или ножкой. Он лишается самого главного – общения с матерью. Самозабвенно твердя о стерильности и антисептике, с него сразу же после рождения удаляют природную смазку, которая служит для защиты его кожи в первые дни жизни и которую ничем нельзя заменить. А затем уносят в палату для новорожденных – там де ему будет лучше.
Наш ребенок, родившись в воду, был поднят на ее поверхность и быстро задышал. Он лежал на поверхности воды, поддерживаемы рукой, кровь, поступающая по пуповине, постепенно разливалась по его телу. Ему явно нравилось в воде. Переход к жизни в новой среде происходил мягко. Отсутствовал так называемый «синдром только что родившегося ребенка»(хотя правильнее было бы называть «синдром давно разложившегося акушерства», так как этот синдром не имеет отношения собственно к ребенку, а появляется при неправильно проведенных родах). У него продолжается внутриутробный «кайф». Он даже заплакал не сразу. Но заплакав, тут же успокоился. Света прижала его к себе. Он широко открыл глаза и некоторое время смотрел. Чувствовалось, как в него хлынули первые ощущения. Глядя на него я почувствовал, насколько они важны для него. Он долго спокойно лежал на груди матери, глядя вокруг, наполовину погруженный в теплую воду аквариума. Чуть позже он начал сосать. Видно было, что для него это не просто принятие нужных веществ и калорий, а еще и опыт первого общения с матерью так сказать «с другой стороны». Все это было настолько трогательно, что слезы навертывались на глаза. Мы были на седьмом небе от счастья.
Нарушение естественных прав матери и ребенка (а также и отца ребенка) осознается все большим и большим числом людей. Так как традиционное акушерство не способно предложить сейчас новых решений. И это приводит всё к учащающимся случаям сознательных домашних родов.
Роды в воду – пока самый эффективный и самый благоприятный вариант для матери и ребенка. Поэтому многие женщины предпочитают рожать именно в воду. Пусть часто роды не осознаются как глубокий психический, эмоциональный опыт, как духовный процесс. Пусть пока часто женщину привлекает лишь благотворное воздействие воды. Но это неизбежный первый шаг к новому отношению к процессу рождения, к детям. А для этого нового отношения нужны новые методики, новые подходы. В какой-то степени женщины уже разучились рожать естественно, так, как того требуют естественные законы природы и так как вся наша система родовспоможения этому препятствует. Цивилизованный образ жизни привел к тому, что многим женщинам, даже и при всем их желании, тяжело было бы рожать естественно.
Кроме других своих достоинств, водные роды возвращают женщине способность родить естественно, что так необходимо и для матери и для ребенка. Поэтому трудно переоценить значение этого метода родов в формировании нового отношения к родам, к матери и ребенку.. Трудно сейчас зарекаться, что роды в воду будут всеобъемлющим способом родить. Ведь если женщины отвыкнут рожать «на суше», то это также может привести к некоторым негативным последствиям. Возможно, что в будущем будут найдены и альтернативные методы естественных родов. Но это дело уже науки будущего. Пока же акушерская наука показывает своё бессилие и консерватизм неспособностью принять не только водные роды как прекрасный метод родоразрешения и деторождения, несмотря на опыт и теоретические обоснования, но даже своей неспособностью удовлетворить элементарные естественные потребности матери и ребенка. Но, как говорят, вода камень точит. Можно надеяться, что она размочит и твердые лбы. Это произойдет неминуемо, так как сама жизнь ставит такие задачи, потому что это влияние времени.
ОЩУЩЕНИЯ ВО ВРЕМЯ БЕРЕМЕННОСТИ
Света: Во время беременности я почему-то чувствовала, что у нас будет мальчик. Миша говорил, что что все равно, что будет тот, кто должен быть. В первые месяцы (в 2,5-3 месяца) во время медитации я увидела ясно, что будет сын.
Мне очень хотелось родить двойню (к тому же врач говорил, что живот довольно большой, и это не исключено), но в то же время я волновалась. Но однажды во время концентрации на ребенке я услышала, как буд-то детский голос говорит мне: «Мамочка, не волнуйся, я один».
Однажды, отдыхая, я почувствовала себя и ребенка как бы парящими в космическом пространстве. Я ощущала себя космическим кораблем, а ребенок был космонавтом, который вышел в открытый космос, но не теряет связь с кораблем (связан со мной пуповиной). Так мы долго летали в этом космическом пространстве – ребенок и я, связанные одной ниточкой.
Два раза во сне я ощущала, что рожаю, и причем ощущала очень явно. Ребенок выходил очень мягко. Безболезненно. Я просыпалась в холодном поту, мне казалось, что я действительно родила прямо в кровать. «А как же вода? – думала я. Но окончательно проснувшись, я обнаруживала свой живот на прежнем месте.
Миша: Первые три месяца – я ощущал необъяснимую слабость и потребность в продуктах, содержащих кальций (особенно в молочных).
В течение последующих месяцев – появилась всевозрастающая потребность физического и эмоционального контакта с ребёнком (прощупыванием и поглаживанием), особенно с начала сильных шевелений.
Конкретного желания рождения мальчика или девочки не было, так как я понимал, что мое желание ничего не изменит. Кроме того я прекрасно осознавал, что пол нашего ребенка определяется не только законами генетики, но еще и многими тонкими факторами. Поэтому я был готов к рождению и мальчика и девочки как к тому, «что нужно», как к тому, что «должно быть» в нашей конкретной ситуации. Однако все время не покидало ощущение, что должен быть именно мальчик. А в конце беременности я уже не сомневался. Так оно и получилось.
За неделю до родов пару раз снился сон, что я сам беременный. Затем даже приснился сон, как я рожаю. За три дня до родов приснился сон, что Света рожает в одной из поз (сидя на пятках, голени лежат на полу, колени разведены в стороны, тело откинуто назад и опирается на локти), которую затем увидел в одном из старых дореволюционных учебников по акушерству. За два дня до родов, ночью вдруг ощутил схватки. Энергия поднималась снизу, заполняло все тело и голову, а затем обрушилась вниз, производя легкие волнообразные сокращения мышц живота.
Позже прочитал в иностранных изданиях по беременности и родам, что здесь нет ничего необычного. Подобные переживания реально происходят со многими мужчинами, у которых установлен хороший эмоциональный контакт с женой и ещё не родившимся ребенком.
Часть II
РОДЫ
Светлана: За два дня до родов начались слабенькие подготовительные схватки. Днем они следовали иногда с периодичностью в 15 минут. Ночью с 18 на 19 ноября установилась четкая периодичность в 10 минут. Схватки стали сильнее. Спасть удавалось лишь в перерывах между ними. Просыпалась от боли в пояснице.
Утром мы пришли к Алексею и Татьяне, у которых стоял аквариум. К восьми утра периодичность схваток уменьшилась до 5 минут. Очень хотелось спать, так как этой ночью были схватки, а прошлая ночь была также бессонной.
Заводили мягкую музыку, пели под гитару. В комнате горели индийские пирамидки из сандалового дерева. Было тепло. Воздух приятно влажный.
К 2-м часам дня периодичность схваток установилась в 3 минуты. Схватки становились все болезненнее. В основном я сидела на полу на пятках, нажимая пальцами себе на поясницу. На жестком полу было сидеть приятнее, чем на мягкой кровати. Пыталась принимать разные положения, но сидеть на пятках было удобнее всего. В 4 часа залезла в ванну с теплой водой. Вода была градусов 36. От горячей воды схватки усиливались, поэтому температуру воды снизили до 30 градусов.
В ванне я полулежала, моя голова лежала на руке Миши. Схватку учащались и усиливались с каждым изменением положения тела. К 5 часам продолжительность схваток была 1 минута, и следовали они также примерно через минуту. Я перешла в аквариум.
В комнате был полумрак. Вода была комфортно теплой. В воде растворили два пакета морской соли, а через некоторое время Алексей добавил туда немного марганцовки. В аквариуме было гораздо просторнее и удобнее, чем в ванной. Миша все время поддерживал меня под голову. Очень не хотелось менять положение тела, так как схватки становились сильнее. Через час начались потуги.
Миша залез в аквариум. Я упиралась ногами в одну из стенок, держась руками за края стенок по бокам меня. Миша сидел сзади на пятках, а я сидела у него на коленях. Алексей ещё обозвал Мишу «гинекологическим креслом ХХI века».
Я почувствовала, что что-то круглое стоит на выходе из меня, но выходить еще не собирается. Таня решила посмотреть раскрытие шейки матки. Раскрытие было полным. Впереди головки ребенка образовался пузырь с околоплодной жидкостью. Таня попыталась разорвать его, но оболочки оказались очень плотными, и это не удалось. Оставалось только сильнее тужиться. Наконец, через некоторое время пузырь прорвался. Наступило облегчение. Но это было началом работы. Самое главное было впереди. Я успела некоторое время отдохнуть, и вновь начались потуги. Я помогала им и чувствовала всем телом, как Миша сливается со мной, помогая нам двоим – мне и Аркаше.
Тут я услышала одобряющие возгласы: «Молодец! Давай, давай!». Как это помогало! И я как отличница продолжала изо всех сил тужиться. Головка начала показываться с каждой новой потугой. Меня всю распирало. Прошло еще несколько потуг.
Мы продолжали дружно работать. Мне хотелось скорей увидеть нашего ребенка. Таня интенсивно тужилась вместе со мной. С очередным возгласом: «Ну, молодец! Ну, давай еще немножко!», я почувствовала облегчение. Вот он, наш маленький Будда, вернее еще только головка. Я почувствовала легкое смятение и заволновалась. Оказывается, Аркаша был мальчиком задумчивым. А вода так смягчила ему выход, что он в задумчивости так и вышел, подложив кулачок под щечку, видимо не поняв, что происходит. Мы собрали все силы и все вместе помогли ему выйти.
Вот и все. Я была пустая. А ребенок на поверхности воды, открыв глаза, знакомился с этим старым новым миром. Он был удивительно спокоен. Ему предложили немного поплавать, а затем приложили к груди. Меня очень интересовало - на кого он похож. Но в этот момент это был совершенно незнакомый, но очень родной нам человек. Он не был похож ни на меня, ни на Мишу. «Какой-то тибетский лама» - вырвалось у меня. Он и в действительности очень напоминал тибетского ламу. Все с этим согласились.
Это был пик нашего семейного счастья. Мы были все вместе, усталые, но счастливые. Миша весь сиял изнутри, я это чувствовала.
«Ребята! 7 часов 36 минут» - раздался голос Алексея.
Имя ребенку уже было готово, но я еще колебалась, назвать ли его именно так. Миша был тверд. Так мы и назвали его Аркашей.
Почти целый час Аркаша был полностью со мной (нас соединяла пуповина). Он сосал грудь, и у меня начались схватки. Я почувствовала некоторое неудобство от того, что Мы связаны с сыном пуповиной. И мы решили предоставить Аркаше некоторую самостоятельность. Надо было перерезать пуповину. Миша решил это сделать собственноручно, т.е. перегрызть ее зубами. Так, вероятно, это делали наши далекие предки, рожая своих детей в пещерах на шкурах мамонта. Но пуповина была очень прочной и не поддавалась. Тогда он перерезал ее ножницами.
Миша взял Аркашу, а я продолжала работу. Пошли новые схватки, но менее болезненные. Это выходила отработавшая плаценты. Я потужилась, и плацента вышла. Она была целой и крупной. Мы осмотрели бывшие Аркашины апартаменты, после чего мы положили плаценту на балкон в полиэтиленовом мешке.
Потом мы с Аркашей облились холодной водой и счастливые и довольные легли отдыхать. Сначала я даже не чувствовала никакой усталости, а переживала большой душевный подъем, радость. И около меня на животике лежал наш родной человечек.
А за окном в небе расцветали букеты разноцветных цветов. Это был салют – день рождения Аркаши совпал с Днем ракетных войск.
Михаил: Бессонная ночь перед той ночью, когда у Светы начались схватки, да и вообще, напряженная неделя до этого, несколько ослабили мой организм. И произошло то, чего мне никак бы не хотелось. У Светы начались схватки, и мы поняли совершенно точно, что в этот день наш ребенок наконец родится. А у меня вдруг поднялась температура, я почувствовал себя очень слабо, меня неодолимо тянуло спать.
Позвонили Тане. Она успокоила нас, что я пока могу поспать (Свете казалось, что она вот-вот родит). Кое-как дотянули до утра. Я немного поспал. Утром пришли к Алеше и Тане. Им пришлось развлекать Свету несколько часов: они заводили музыку, пели все вместе хором под гитару. Я же совершенно расклеился и заснул.
Но время шло, и нужно было что-то делать. Я заставил себя встать, и мы с Алексеем стали мыть аквариум, наполнять его водой и готовить все необходимое.
Схватки у Светы учащались. Я ходил как вареный, температура у меня не спадала. Я специально с вечера ничего не ел и периодически выполнял очистительные процедуры. Но это помогало слабо. Видимо, начинался серьезный грипп.
Я все время старался быть рядом со Светой. Ей тоже было легче, когда я был рядом. Я представлял себе ситуацию, что у жены вот так вот идут схватки в роддоме, а ты не можешь быть рядом с ней в эти минуты. Если никогда не видеть женщину в схватках, то трудно понять, насколько важно в это время присутствие близкого человека. Мы были счастливы, что были вместе.
Так мы провели несколько часов, в том числе и время, которое Света пробыла в ванной в расслабляющей воде. Я обнимал её, она опиралась на меня, и от этого ей было гораздо легче. Переживания приближающегося момента, чего-то до сих пор мною неизведанного и таинственного, наполняли меня. Несколько раз у меня сильно напрягся живот, когда у Светы шли схватки. Я чувствовал, что наша связь становилась гораздо сильнее, несмотря на прожитые вместе годы.
Наконец схватки усилились и шли уже через минуту. Света перебралась в аквариум, а через некоторое время забрался туда и я. Я с сожалением отметил, что тело моё ещё было как ватное, в голове шумело, температура не ниже 38. Я ругал себя за собственное разгильдяйство, но это дела не меняло.
Мы сидели со Светой в аквариуме (она упиралась в меня спиной) и вместе тужились. Потуги были сильными и ритмичными. Наконец стала показываться головка. Чтобы я мог видеть это, Алеша и Таня поставили около аквариума большое зеркало.
Наши со Светой тела тесно соприкасались. И по мере усиления потуг я стал ощущать, как будто бы какие то невидимые потоки пронизывали меня насквозь. Это было сильным и необычным ощущением. Казалось, что эти потоки не только проходят через меня, но еще и очищают. Как будто кто-то перекраивал меня, я изменялся, я рождался заново сам. Меня как будто возносило вверх, я не чувствовал своего тела.
И вот, наконец, наш ребенок у Светы на груди и смотрит на меня поверх ее плеча. Насколько глубок был этот взгляд! Казалось, он смотрел из Вечности. Это было окно в Беспредельность, в которое нам посчастливилось заглянуть. Я как будто сам стал ребенком и чуть… не расплакался от счастья. Это походило на ритуал мистического посвящения, обряд вверения нам самого дорогого на свете – Жизни. Но это посвящение влекло за собой принятие и огромной ответственности. Тогда я ощутил это со всей полнотой. Это был наш ребенок, и в то же время он был не наш. Он принадлежал той Матери, детьми которой являемся все мы. Он принадлежал Матери-Природе, и перед ней мы были за него ответственны.
Целый час я находился в прострации от нахлынувших на меня переживаний. Множество мыслей проносилось у меня в голове, от самых неприятных (что такое вот чудо не рождается каждый раз, когда женщина делает аборт) до блаженного осознания произошедших во мне перемен. Никогда до этого я не испытывал такого блаженства.
Но вот пришло время Свете рожать плаценту. Я вылез из аквариума и с удивлением обнаружил, что чувствую себя легко и прекрасно. От болезненного состояния не осталось и следа. Была лишь приятная усталость. Я перевязал пуповину и отрезал её. Ребенок чувствовал себя превосходно. Было так приятно держать его в руках. Это было начало новой жизни. Мы вступили в новую фазу, в фазу новых отношений, новых радостей и огорчений, удач и ошибок. В какой-то степени это было рождением нас самих. Мы уже не были прежними.
Часть III
ЭКСКУРСИЯ В ЦАРСТВО ТЬМЫ
ИЛИ
КАК Я ПОПАЛА В РОДДОМ
Наш Аркаша спал в своей коробочке-переноске. Конечно, он устал. Ведь еще недавно он усиленно трудился. Он рождался, он входил в этот новый для него мир. А это не просто легкая прогулка. Все мы устали. И Миша, который все время был со мной, а два последних часа провел, как и я, в аквариуме, тоже устал. И Таня, которая так тужилась вместе со мной, что, по ее словам, «чуть сама не родила», и Алеша, чья моральная поддержка была неоценима. И даже наша собака, которая все время не оставалась в стороне от процесса носилась вокруг аквариума, периодически заглядывая в него. Опираясь передними лапами на край стенки, живо интересовалась всем происходящим. И теперь она, растянувшись на прохладном паркетном полу, лежала, полузакрыв глаза. Она вместе с нами много пережила в этот вечер. Скажем прямо, не каждой собаке в наш век доводилось присутствовать при рождении своего нового хозяина.
Аркашке, наверное, все же «досталось» больше всего. Перекусив молозивом, он отдыхал. Но было видно, что вход его в новый мир был мягок и ничем не возмущен. Для него было сделано всё. Во время схваток он слушал Баха. Родился он под водой, не испытав резкого воздействия силы тяжести. Его целый час не отрывали от того, что его снабжало всем необходимым в течение нескольких месяцев – от плаценты, пока она не отдала ему вс1, что она должна была ему отдать. С него не стали вытирать ценную первородную смазку, не стали капать капли в глаза, после которых ничего не видно, которые жгут глаза и вызывают конъюнктивит. Его не стали мучить всевозможными тестами: растягивать для никому ненужного измерения роста. Его просто аккуратно взвесили бытовым безменом, положив в пеленку, свернутую мешком. А самое главное – его не унесли от мамы. Кроме того, рядом был папа. И мы все вместе были счастливы.
Была лишь одна маленькая неприятность. Когда спустя некоторое время Таня осмотрела меня, обнаружилась маленькая рана в промежности. Позвонили знакомому врачу. Он приехал, несмотря на то, что было уже за полночь. Он сказал, что рана маленькая и, в прицепе, её можно не зашивать, но всё таки наложил один шов, больше для моего успокоения.
И весь следующий день продолжалась наша семейная идиллия. Потом мы решили, что нужно подумать о бюрократической стороне вопроса, т.к. уже был опыт того, что если с этим делом затянуть, то ребенок может больше месяца оставаться незарегистрированным. И тогда начинается беготня по инстанциям, иногда даже экспертизы по установлению родительства и прочие неприятные вещи, поразительную способность к которым показывают многие наши чиновники от медицины.
Мы позвонили и вызвали скорую помощь, но так, как будто родов еще не было. И тут началось то, что мы никак не ожидали. Мы очень мало имели дела с медициной, и то лишь в основном с зубными врачами да с производственными медосмотрами. А с родовспоможением столкнулись впервые. Выяснилась также наша неподготовленность к тому, что вообще может последовать. Сыграло свою роль наше плохое знание(скорее отсутствие знания) законов и положений, которые относятся к случаю домашних родов.
Вызывая скорую помощь, Миша забыл сколько подъездов в нашем доме и назвал неправильный номер нашего подъезда. Поэтому ему пришлось встречать машину на улице. Прибывшая женщина-врач сразу же обрушилась на него: «Вы думаете, что только вы одни хотите ехать в роддом на скорой помощи бесплатно!» Она вошла в квартиру, причитая о том, что мы ни черта не заботимся о себе (пора, мол, уже рожать, а номер подъезда назвали неправильно; «А ведь мы бы уехали, если бы вы нас не встретили»). Войдя в комнату, она остановилась в недоумении. Я сидела на диване и кормила ребенка. Узнав о том, что произошло, она обрушила на нас потоки брани, возмущаясь тем, что мы еще имели наглость вызвать «скорую». Мы объяснили ей, что нам не требуется медицинская помощь, а что нас интересует лишь бюрократический вопрос. Писать какую-либо бумагу она наотрез отказалась. Позвонив куда-то «своим», она вызвала акушерскую бригаду: «Пусть они с вами разбираются») и, все еще возмущенно клокоча, удалилась. Часы показывали половину двенадцатого ночи.
В начале первого завалилась вызванная бригада численностью в четыре человека. Все были женщины. Первый вопрос, который нам задали, был о том, к какой секте мы принадлежим, Узнав, что мы вовсе не сектанты, они совершенно не могли понять причину рождения дома. Записав некоторые данные, они бросились буквально обливать нас грязью. Мы были и религиозными фанатиками, не заботящимися о ребенке (о себе – уж ладно, мы вообще недостойны были существовать). Одна из женщин наконец-то желание меня осмотреть. Увидев шов, она обрушилась на Мишу, так как мы сказали, что это зашивал он. Наговорили с три короба, что шов наложен неправильно, и теперь всё срастется не так как надо и что Миша, наложив таким образом шов, сильно мне навредил (им, конечно, было не известно, что шов накладывал врач-профессионал, и наложен он был безупречно). Злословию и всяким гадостям не было конца. Толстая баба (трудно подобрать более подходящее название), видимо, главная среди них, стояла прямо над Аркашей и громовым голосом вещала о том, что таких эгоистов, как мы, она в своей жизни еще невидывала. Эгоизм заключался в том, что мы отнимаем у них, добрых и честных тружеников, драгоценное время, не желая ехать в роддом. От ее голоса, казалось, содрогались стены. То, что в полуметре от неё лежит маленький ребенок двух дней от роду её нисколько не волновало. На коже у ребенка выступила красная сыпь. Увидев её, они стали нас уверять, что ребенку жить осталось недолго, да и мне, впрочем, тоже. (Позже мы узнали, что красная сыпь на ребенке выступала в аналогичных случаях и у других пар, родивших дома и вынужденных выдерживать мощный натиск блюстителей здоровья, сопровождающихся руганью и десятками децибел.) В ужас их привело и то, что Аркаша был не запелёнут и лежал на животике. А то, что на пупке ребенка красовался не зажим, которым пользуются в роддомах, а перевязана пуповина была шелковой ниткой, вызвало целую бурю эмоций. Минут двадцать слово «сепсис» не сходило с их уст.
Главная продолжала свой монолог. Остальные трое ей послушно вторили. «Ребенок принадлежит не вам, он принадлежит государству. А государство заинтересовано, чтобы он вырос здоровым и сильным. Родине нужны солдаты, а нее больные люди».
Она прямо не могла нарадоваться на себя, выставляя себя этакой патриоткой. Нас покоробило от того, что эти громкие слова звучат именно от неё, потому что вся её натура была наружу.
Другие подпевали: «Скажите, чем вам насолила Советская власть? Почему вы ее не признаете?» Что-либо более нелепое представить было трудно. Минут на двадцать мы превратились в злостных антисоветчиков. Всё непризнание Советской власти было, конечно, в том, что я не поехала рожать в советский роддом. И как истинные патриотки они тут же увидели в этом политические мотивы. Было весьма омерзительно смотреть, как все они во главе со своей пузатой предводительницей, голос которой ночью в тихой квартире напоминал рев реактивного самолёта, пытались олицетворять собой Советскую власть, обвиняя нас в отсутствии патриотизма и чуть ли не в измене Родине.
И это они-то со всей душой позаботятся о моем ребенке и обо мне? Кто вообще кроме матери и отца, любящих своего ребенка, лучше позаботится о нём? Кроме того, я много слышала о том, что такое – роддом, и ехать туда у меня не было ни малейшего желания.
Видя, что их патриотический пафос не произвел на нас должного впечатления, главная переключилась на отношения интимные. «Запомни, - громовым голосом декламировала она, обращаясь ко мне и указывая на Мишу, - ему нужна здоровая баба, а не то, во что ты скоро превратишься. Вот выпадет у тебя матка и будет болтаться между ног. Ты ему такой будешь не нужна. Он уйдет к другой, а тебя бросит. Ему баба нужна!» Видимо, в семейной жизни она так и не смогла подняться выше подобных отношений. «Ты его скоро перестанешь удовлетворять. Ты не только ему, ты никому не будешь больше нужна. И мы тебе помочь ничем не сможем».
Видя, что я сижу с равнодушным лицом и не пытаюсь внимать её словам, она набросилась на Мишу. «Как ты посмел?... Без медицинского образования!... Нет совести совсем… Жену не жалко… О ребенке не думаешь…» и т.д. и т.п.
Видя, что Миша также не очень-то проникается её заботой о нашем семейном счастье, она выступила в роли поборницы социалистической законности. Узнав номер телефона в справочной, она соединилась с дежурным по городу Москве на Петровке-38 и минут десять диктовала ему подробности «преступления». Вкратце состав преступления сводился к тому, что «муж, инженер по специальности, незаконно принял роды у своей жены». После долгой и красочной обвинительной речи, произнесенной с чувством неоспоримой правоты и с верой в торжество справедливости, она вдруг закипела как самовар. На другом конце провода её явно не могли понять. Узнав, что завтра на него будет написана докладная начальству и, что не далее как завтра же ему придется расстаться с занимаемой должностью и со званием, дежурный по городу не счёл, видимо, необходимым продолжать разговор со столь ярым борцом за соблюдение уголовного законодательства (которого она себе, как выяснилось, совершенно не представляла).
Видимо, устав от нашего неприкрытого эгоизма, от нашего упорного нежелания думать о здоровье и благополучии собственного ребенка и от нашей неспособности проявить патриотические чувства, три из этих достопочтимых дам(в том числе и главная), так пекущихся о чужом здоровье, вышли на свежий воздух покурить.
По спине моей вдруг пробежали холодные мурашки. Я представила себе, что вот эти люди принимают роды, держат в своих руках новорожденных детей. С ужасом я подумала, что именно они могли бы стать первыми, с кем общался бы мой сын. А ведь они были врачами, акушерами, людьми пожалуй самой гуманной в мире профессии.
Оставшаяся женщина принялась смачно и изощренно описывать нам всевозможные патологические ситуации в гинекологии и акушерстве. Всё это, конечно, должно было произойти со мной, но не произошло лишь благодаря какому-то чуду. И ребенок тоже каким-то чудом был жив. Закончив лекцию по патологии, она принялась описывать нам самоотверженную работу и величайший гуманизм, которые проявляют работники роддомов к роженицам и детям. Оказывается «если вы так уж хотите, чтобы вас не разлучали с ребенком (ей посему-то трудно было понять это желание), то нужно сходить в женскую консультацию, там вам посоветуют соответствующий роддом и дадут туда направление». (Может где-то это и так, но когда позже мы посоветовали одной беременной женщине получить в консультации направление в выбранный ею роддом, её грубо осадили: «Куда напишем, туда и поедешь! Ишь, выбирает ещё!»)
Далее мы узнали много нового вранья: «Да о чём мы говорим?! Даже ребенка к груди у нас (оказывается!) прикладывают сразу после рождения. Постановление вышло даже специальное. Вот и приходится, хочешь – не хочешь, а обрабатывай грудь и прикладывай». Однако таких беспрецедентных случаев прикладывания к материнской груди сразу же после рождения мы не слышали больше ни от кого.
И ещё много-много открытий мы сделали, вовсе и не подозревая, что все, что мы сделали дома, делается в роддомах (за исключением, пожалуй, одного – присутствия на родах мужа). Такой поток вранья был достоин самого барона Мюнхгаузена. Пытаясь представить себя человекам современных взглядов, она рассказала нам, что зачитывалась Аршавским, детей своих (их у неё двое) воспитывала по Никитиным, и плавать их учила по Чарковскому. Вот это да! Неужели этой информации недостаточно, чтобы всё это не оставалось просто пустым звуком?! Но это было так. Для неё – врача и матери.
Вернулись куряги. Отдохнувшие, они набросились на нас с новой силой. Ещё пополнив, и так за последние полчаса ставшие солидными, наши познания из области патологии в акушерстве, они опять переключились на ребенка, прикидывая, сколько ему осталось жить. Пока мы разговаривали, одна из женщин осматривала ребенка в соседней комнате и вдруг показалась с ним в дверях. Он был туго-натуго перетянут пеленками. Она хотела завернуть его в одеяло. "«дем в роддом», - заявила она. Мы спросили её, зачем она запеленала ребенка. «Я его запеленала для госпитализации». «Для госпитализации??! Он что, больной? – спросил Миша. Она не нашлась, что ответить, но на голову нам опять посыпались упреки и картины мрачного будущего, которые ждут впереди нас и нашего ребенка.
Проявляя великодушную заботу о нас и нашем чаде, главная позвонила в неотложку и вызвала главного ведущего педиатра. Не просто, а главного! Чрезвычайно высокая честь.
Он приехал минут через сорок в сопровождении медсестры. Вообще, люди из неотложки производят впечатление людей дела. Постоянно иметь дело с вопросами жизни и смерти – это накладывает на человека определенный отпечаток, делая его более человечным, более сопереживающим чужим страданиям. По крайней мере они не были крикливы как их коллеги под началом своей пузатой предводительницы. Они не задавали лишних вопросов, они сразу приступили к осмотру. Вывод был таков: «Чудесный у вас ребенок! Я бы, честное слово, его у вас украл».
Это никак не вязалось с той атмосферой, которая уже была создана. Началось кудахтанье о том, что такого чудесного ребенка нужно срочно спасать… Сепсис… и т.д.
Одна из особенностей большинства медицинских работников, с которыми нам довелось встречаться – это то, что они не только обладают определенной суммой медицинских знаний и опыта, но также испорчены своим образованием. Они слепо верят в свою науку, воображая себя единственными, кто может человеку помочь. И они очень оскорбляются, когда обходятся без них, заведомо предрекая несчастья тому, кто игнорирует их методы. Этот педиатр, видимо, тоже был глубоко убежден, что только благодаря достижениям медицины человек может быть здоров и счастлив. А иначе… В общем, вновь прибывшие включились в ту же струю.
Часы показывали половину пятого утра. Мы были совершенно обессилены, если ко всему добавить бессонную ночь до этого, роды и практически ночь без сна перед родами. Мы уж еле могли говорить. Мы буквально валились с ног. Здесь-то наша неподготовленность и сыграла свою роль. Совершенно не знаю, как это произошло, но мы сдались. Мы согласились ехать в роддом. Нечего и говорить, что нам тут же наобещали множество благ: «Где тут ближайший роддом с отделением матери и ребенка? Кажется, при 7-й больнице. Туда и поедем».
И вот мы в приемной роддома. Наши конвоиры пошли договариваться с дежурным врачом. В холле висел стенд с фотографиями, рекламирующие великолепие сего роддома. Особенно запомнилась одна. Родильная комната (почти как операционная) Роженица, лежащая пластом на спине, покрытая простыней. Акушеры в халатах, колпаках, повязках на лицо и в резиновых перчатках. Один из них держит ребенка, который только что родился, так как пуповина еще не перерезана (видимо несколько задержали ее обрезание для снимка). Лицо ребенка искажено (синдром только что родившегося ребенка) рот перекошен и широко раскрыт – вопль отчаяния, призыв о помощи. Нельзя смотреть на него без поднимающегося в тебе чувства жалости и какой-то безысходности. Хотя подпись под фотографией была весьма поэтический: «Первое соло». Потом пуповину обрежут, ребенка покажут матери, как бы дразня её, унесут, обмерят, обвесят, соскребут первородную смазку, закапают в глаза, туго запеленают и снова принесут матери в лучшем случае часов через двенадцать. И все это время он будет один. Будет плакать. Вместо желанной материнской груди – соска. Чужое молоко. Вода с глюкозой (а может еще и с димедрольчиком, чтобы спал себе и не орал – такое, сами медики говорят, частенько практикуется; чего только не сделаешь, чтобы каждый день не слышать этот ор… Хотя куда проще отдать ребенка матери). И он, совершенно беззащитный, бессилен что-либо сделать. Но даже не сможет возмутиться. А мать будет думать, что так и надо, врачам виднее.
Какое счастье, что мы этого избежали.
Меня провели в приемную, в которой сидел дежурный врач и, гордая своей победой, бригада акушеров, которая нас привезла. Теперь они были победителями, и атмосфера недоброжелательства снова отравила все вокруг. Трудно описать, в каком свете я была представлена дежурному врачу. С такой характеристикой возможно, пожалуй, только в ад, где поджаривают грешников.
Ребенка, конечно же сразу унесли. Все обещания были забыты. Я подошла к женщине из бригады, которая «растит своих детей по Никитиным», недоумевая. «Ведь ты же не маленький ребенок. Ты все прекрасно понимаешь» - сказала та. Было видно, что на какое-то мгновение в ней проснулась совесть. Да, я действительно поняла, но только не то, что она имела в виду. Я поняла, что мы должны бороться, мы должны сделать все возможное, чтобы в наше жизни не было таких уродливых явлений. «Ты уж не говори здесь, что мы тебе обещали» - так, умывая руки, удалились эти лихие вруньи, которым больше подходило торговать на базаре, чем позорить высокое признание врача.
Дежурный гинеколог стала меня осматривать. Это была небольшая женщина, тихая и скромная с виду. Я думала, что хоть на этом-то закончится та лавина ругательств и грубости, которая обрушилась на меня сегодня. Отнюдь. И эта маленькая женщина продолжила начатое её коллегами, что так не вязалось с её внешним видом. Действия её были грубы. Слова – тоже. Они как будто все сговорились. А может быть, просто это было для них нормой? Но для меня это казалось диким. «Твой муж – маньяк?» или «Раньше мужу ж… стеснялись показать, а теперь перед ним выворачиваются!» И т.д. и т.п.
Наконец меня отвели в палату. Вторая койка в двухместной палате пустовала. Тут мне представилась возможность изучить ту стерильность, на которую так уповали те, кто меня сюда привез. Белье, которое мне принесли, казалось несколько лет тухло в кладовке в подвале, после чего его решили таки погладить. Черные пятна на простыне и пододеяльнике образовали причудливые узоры.
Вскоре я обнаружила, что в комнате я не одна. Поглядеть на меня стали выползать по одному или группками рыжие тараканы. Пришлось со всем этим смириться. Да и хватит с меня сегодня. Я легла спать и быстро уснула. Я ощущала свою связь с сыном, и это меня успокаивало. Он был со мной разделен, но я ощущала его рядом. Я чувствовала его всем своим существом. Это ощущение продолжалось дня три. Потом оно стало слабеть. Я подумала тогда, что унося ребенка от матери сразу после родов, этот контакт обрывают сразу же, не давая ему установиться.
Мне обещали принести ребенка почти сразу же, в шесть часов утра (как раз время кормления). Однако в семь часов мне его так и не принесли. Я пошла узнать, в чем дело. Все оказалось очень просто. Оказывается, они просто забыли.
С этого дня мы начали жить по местному расписанию, распорядку для обсервационного отделения. Оказывается, что об отделении матери и ребенка не могло быть и речи, так как домашние роды считаются потенциально инфекционными, да и вообще, роды без медицины – дело немыслимое, патологичное. Так мы и оказались в обсервационном отделении. Меня поселили в свободную палату, отдельно. В отношении медперсонала ощущалось, что я нахожусь в опале. Я ведь родила не так, «как положено», а стало быть, неправильно. К тому же, возможно, и муж у меня «маньяк».
Жизнь в отделении текла однообразно и на редкость скучно. Не разрешается с передачами передавать книги, так что женщины лишены возможности даже читать, что еще больше способствует отупляющей атмосфере, которая царит в этом богоугодном заведении. Видимо, считается, что книги и журналы более способствуют распространению инфекции, чем тараканы, которых здесь было в изобилии. Вид из окна, казалось, был призван каждый момент напоминать о семимильных шагах нашей медицины, ибо две третьи панорамы занимал Онкологический центр. В общем, для тех, кто сюда попал предусматривался следующий регламент занятий: спать, есть, кормить ребенка, ходить на медицинские процедуры и подыхать со скуки. Нет даже телевизора как в любой порядочной больнице. (Может быть телепрограммы способствуют ослаблению материнского чувства больше, чем разлучение матери с ребёнком?) Женщина, развозившая завтраки, обеды и ужины, казалось, скрепя сердце, отрывала от себя куски, как будто она вынуждена кормить все отделение из своего кармана. Однажды я пришла за завтраком, который мне почему-то не привезли, но в ответ на мою просьбу дать мне поесть услышала: «А ты чё пришла, ты ела уже сегодня. Тебе чё, больше всех положено?» Она была настолько возмущена моей «наглостью», что казалось вот-вот лопнет. Что либо объяснить ей было бесполезно. Пришлось идти к заведующей. Только после этого мне удалось получить положенную мне еду.
Только нечастные общения с Аркашей скрашивали время. Шесть раз в день мне великодушно разрешали поглядеть на моего ребенка и покормить его. Первые несколько раз он отказывался есть, его приносили сытым. А молока у меня было достаточно. Пришлось просить, чтобы его не докармливали. Я даже написала «не докармливать» прямо на верхней пеленке, в которую он был заключен. Моей просьбе, кажется, вняли, хотя и пришлось им надоесть. Он стал хорошо кушать.
Дети лежали запелёнатые туго-натуго. Когда мне принесли первый раз Аркашку, мне тяжело было на него смотреть. Одно лицо. Больше ничего нет. Единственное движение, которое он мог делать – это сосать. Казалось, делалось всё возможное, чтобы задержать психическое развитие детей. А маме всегда так хочется видеть ребенка целиком, его тело, ручки и ножки, прижать его голенького к себе. Я не выдержала в первый же день, распеленала его и дала ему возможность подрыгать ручками и ножками. Пеленки не меняли уже давно. То, что мы не смыли с ребёнка первородную смазку, и она впиталась в кожу, хорошо защитило его во время пребывания в роддоме от опрелостей и пролежней, которыми так страдают многие дети от создаваемых им условий неподвижного лежания без доступа воздуха к коже. Кожа у малыша осталась хорошей.
Роддом был новым, в каждой палате свой туалет и душ. Я помыла Аркашу и облила его холодной водой. Тут вдруг вошла медсестра. Трудно себе представить какой был скандал. Она схватила ребенка и унесла его. Правда в дальнейшем я продолжала это делать, хотя мне грозили, что не будут давать ребенка. Я не могла от них скрыть, что я распелёнываю ребенка и мою его под душем, так как я не умею пеленать детей. Но вскоре ко мне в палату поселили женщину, которая родила второй раз и уже была знакома с этой премудростью. Так что потом они этого не замечали.
Женщина, которую поселили со мной, как оказалось, тоже родила дома. Но это произошло случайно. Роды были вторыми и произошли очень быстро. Когда приехала скорая помощь, в роддом везти было уже поздно. Акушерка приняла роды прямо на дому. Из рассказа этой женщины я поняла, что акушеры не осознают порочность стандартных методов ведения родов. Их можно понять, когда они находятся на своем рабочем месте – в роддоме (ведь наверняка же есть некие инструкции, нарушение которых чревато служебными неприятностями). Но зачем же эти самые глупости проделывать в домашних условиях, коли так получилось? Пуповина была обрезана тут же после выхода ребенка. Ребенка тут же куда-то уволокли. Сразу же вытащили плаценту. Ребенка даже не приложили к груди, его запеленали, и вместе с матерью – в роддом. (Она даже не держала его на руках по дороге в роддом). Роды прошли нормально, ребенок был здоров, но увидела она его снова только на второй день. И, тем не менее, она была счастлива, что роды произошли дома, так как опыт первых родов в роддоме не оставил в ее воспоминаниях ничего, кроме отрицательных впечатлений.
Только общение с ребенком поддерживало во мне душевные силы. Хотелось быстрее вырваться отсюда. Но меня держали, так как им, видите ли, нужно было «наблюдать» ребенка, который родился «не по правилам», дома. Мне также обрабатывали рану, но чувствовалось, что они темнят и делают все возможное, чтобы меня задержать.
Иногда я не знала, куда себя деть. Я стала изучать всю здешнюю систему. Впечатление создалось такое, что весь медперсонал делился на две части. Первые исправно заботились, чтобы женщина, рожая, получила физическую и психическую травму, а другие исправно затем её выхаживали (хотя о психическом состоянии своих пациенток они, конечно, не заботились). Женщин часто стимулировали, ускоряя роды, и поэтому они рвались. Сразу же вытаскивали за пуповину плаценту, не дождавшись ее отслоения, в результате чего за этим следовала ручная чистка. Что касается инфекционных осложнений, то их было не меньше, чем было бы, если бы женщины рожали на вокзалах. Психологическое состояние родивших женщин оставляло желать много лучшего. Грубое отношение и даже откровенно презрительное отношение со стороны акушеров плюс общая мрачная атмосфера вгоняли женщину в глубокую депрессию. Я со многими разговаривала. Общим было то, что те, кто родили первый раз, больше не желали иметь детей лишь только потому, что придется всё это перенести снова. Я и раньше слышала подобное от женщин. Но тогда для меня все это было абстракцией. Теперь я их вполне понимаю.
Наша палата была рядом с родильной комнатой. Но ей пользовались довольно редка, видимо, только тогда, когда другие были заняты. Но все роды, что там происходили, произвели на меня вполне определенное впечатление.
Воскресение. В предродовой лежала женщина. Схватки у нее практически уже переходили в потуги. Врачей нет. Она лежала одна, не зная, что делать. К тому же весь процесс для неё проходил болезненно. Она кричала во время сокращений. Мы стояли ещё с одной женщиной недалеко от двери, готовые броситься на помощь, если это понадобится, так как из медперсонала рядом не было ни души. Из комнаты неслось: «Подойдите-же кто-нибудь!» Но мы боялись подойти из-за ждавших нас в этом случае неприятностей. Изредка приходила медсестра, осматривала её и изрекала: «Хорошо схваточки идут.» и тут же исчезала на пол часа. Проходящую мимо открытой двери нянечку, видимо, тронули крики роженицы. «Ну, что ты орёшь, дура!» - посочувствовала она ей и прошествовала дальше. Женщине, видимо, уже трудно было дальше сдерживаться, она стала тужиться. Та же нянечка, проходя мимо в другой раз, исправила её ошибку: «Чего ноги расставила? Ты что, без врача хочешь родить?» Вскоре её перевели в родилку. Во время родов из-за стены то и дело доносились грубые окрики и ругань.
В другом случае врачи довольно часто баловали роженицу своим присутствием. Она тоже кричала во время схваток. Врачам это не нравилось. Они негодовали, выражая свои чувства грубостями. Наконец стало происходить так, что когда врачи входили в комнату, было слышно лишь её учащенное дыхание. Она сдерживалась что есть силы. Изредка прорывался стон. В конце концов дело дошло до того, что при появлении врачей схватки у неё вообще стали прекращаться, что опять же вызвало недовольство акушеров. Когда шли роды было впечатление, что за стенкой работает подвыпившая бригада грузчиков.
Один раз удалось заглянуть в родилку. Только что закончились роды. Медсестра занималась уборкой места. Врачи куда-то делись. Была открыта дверь в соседнюю комнату. Там лежал только что родившейся ребенок и истошно орал. Рядом с ним никого не было. Казалось, что он просто никому был не нужен. Сердце разрывалось от его плача. Не подходили к нему, наверное, минут пятнадцать. А медсестра равнодушно занималась своей работой.
Неправильно, конечно, было бы думать, что отношение ко всему здесь у других женщин было такое же, как у меня. Напротив, многие считали это нормальным. Часто женщины не желали идти в отделение матери и ребенка, считая себя вправе отдохнуть после родов пару дней и затем не обременять себя уходом за своим собственным ребенком. Были даже и такие, которые просто не желали выписываться, боясь остаться один на один с ребенком. А некоторые выражали недовольство, но не представляли себе, как можно по-другому.
Также неверно думать, что все было только так мрачно и безысходно. И здесь были люди добрые и отзывчивые, понимающие, что их профессия требует от них определенных человеческих качеств. Заведующая отделением с душой относилась к своему делу, помнила всех по именам и никогда не повышала голос. Единственное, в чём проявлялось её непонимание нашего поступка, выразилось в её вопросе: «А у вашего мужа, Света, нет никаких психических отклонений?» А в общем она была женщиной понимающей. Одна из двух медсестёр, которые меня опекали, так же была очень отзывчивым и душевным человеком и резко отличалась от своей партнерши, которая относилась к родившим женщинам так, как будто те намеренно отнимают у неё время, свалившись ей на голову (Это пренебрежительное отношение было тем более непонятно потому, что она сама ходила беременная, готовясь стать матерью).
Я поняла также, что многое зависит и от самих рожающих женщин. Рожающая женщина в роддоме и пациент в больнице – это вещи разные. У женщины в родах сознание переходит в иную плоскость. И всё, что есть в её характере, может здесь выплеснуться наружу, на окружающих людей. Часто женщина в родах думает о себе и нисколько не думает о том, что её ребенку также нелегко рождаться, как и ей – рожать. Рожать действительно больно. Но ведь природой задумано так, что ребенка своего нужно выстрадать. Родовые муки имеют глубокий смысл для установления отношений матери и ребенка. И если женщина будет думать только о себе, о том, как ей больно (при этом капризничая и обвиняя врачей за то, что те не могут облегчить ей её страдания), в ней возникает порой отрицательное чувство к своему ребенку, который заставляет её так мучиться.
Одна знакомая акушерка позже говорила нам, что иногда просто невозможно ласково и нежно обращаться с рожающей женщиной, так как та порой думает только о своей боли и винит в ней всех и вся, забывая о ребенке, теряя в этой ситуации все свои положительные человеческие качества. У меня создалось мнение, что большое число женщин, которые рожают здесь своих детей, ещё не готовы к этому. Всё это проходит как будто неосознанно. Неосознанное зачатие, неосознанная беременность, неосознанные роды с единственным впечатлением – от боли. И вот ребенок. Вот тут-то и приходится осознавать. А это уже трудно. Но, с другой стороны, всё это никак не должно оправдывать те отрицательные явления, с которыми приходится сталкиваться в нашем родовспоможении (да и в медицине в целом).
Но вот, наконец, нас выписывают. Мы дома. Мы все вместе. Мы снова счастливы. Почти как тогда… Как давно это было. Казалось, прошла целая вечность. Но всё это оставило во мне глубокий след. Долго ещё я буду вспоминать это как кошмарный сон. Конечно, то, что мы пережили не идет ни в какое сравнение с ужасами нацистских концлагерей и тяжких лишений ленинградских блокадных лет. Но ведь мы живём под мирным небом, мы живем в годы созидания. Давайте же наконец поймём, что каждый раз, когда рождается ребенок – рождается Человек, рождается наше будущее. И если мы хотим, чтобы наше будущее было счастливым, нужно со всей ответственностью отнестись к рождающемуся Человеку, который это будущее будет создавать.
Аркаша лежит в своей кроватке на животике. Его никто больше не будет так варварски пеленать. С его рук срезаны бирки с номером моей палаты и моим именем. А вот он в ванне у Миши в руках. Как забавно, пытается плыть. Наверное, хочет наверстать упущенное за неделю. Ничего, наверстаем. Ведь между нами теперь нет барьеров.
Меня часто спрашивают друзья и знакомые, хотим ли мы ещё детей. Конечно, хотим. Как и где я буду рожать? Здесь, по-моему сомнений быть не должно.
Москва, ноябрь, 1985 г.